Некромерон - Страница 34


К оглавлению

34

— На самом интересном месте, — повторил гость, пригубливая вина. — Ведь главным действующим лицом во всем этом спектакле являетесь не вы, не Зелг и не ваш бестолковый и суетный народ, а великая Кассария.

— Герцогство? — подозрительно переспросил граф.

— Нет, милорд, не герцогство, а замок. Точнее, то существо, которое частично обитает в замке, частично в пространстве, на котором он находится. Я бы сказал — суть и сущность могущества кассарийских некромантов. Их безмерные способности, коим черной завистью завидуют все без исключения маги на свете, не явились из ниоткуда. Я бы описал сие свойство как последствия тяжкой болезни, отравления. Именно отравления, я не оговорился, — поспешил уточнить он, видя, как высоко взлетели смоляные брови его собеседника. — Вообразите себе, что некий яд, разлитый в самом воздухе и воде этого места, поколение за поколением отравлял кровь кассарийцев. Некоторые умирали, не выдержав. Большинство выжили и обрели новые возможности, как любой, впрочем, человек, поправившийся после тяжелой болезни.

— Красивая аллегория, — усмехнулся да Унара. — Но каким образом эта поэзия может играть решающую роль в происходящем?

— До тех пор пока вы будете воспринимать мои слова как дань литературным традициям, наш разговор бесполезен. И грозит затянуться надолго. А между тем до первых петухов не так уж и долго, милорд. Посему попытайтесь воспринимать меня абсолютно серьезно. Итак, Кассария проснулась, ибо длительное отсутствие кассарийцев в ее пределах так же болезненно для нее, как долгое отсутствие дождей — для плодородной земли. Кассария начала искать замену, она взбунтовалась, она ощутила себя преданной. Ведь Зелг вернулся, но не обратился к ней. Гнев Кассарии страшнее, чем самый яростный гнев любого некроманта.

— Иными словами — мне нужно беречь и охранять да Кассара и сдувать с него пылинки? — изумился начальник Тайной Службы.

— Не совсем. Просто сейчас будет целесообразным заключить некую, естественно, взаимовыгодную сделку.

— С вами?

— У вас на примете есть кто-то другой? Кто предложит вам голову Зелга на блюде в обмен на пустяк и безделицу?

— Любопытно, что вы еще считаете безделицей, кроме королевской власти и сокровищ? — откровенно заинтересовался граф.

— Конечно, то, чего не могут оценить люди, — ответил маг, не сильно беспокоясь, что этими словами он проводит незримую границу между собой и родом человеческим. — Когда вы вторгнетесь в пределы поместья, забирайте все, что сможете унести. А там есть что забирать, уж поверьте. Но после вы отдадите Кассарию мне. Замок, саму эту землю. И я заплачу вам столько, что ваша несчастная казна наполнится до краев. Ну что, вас устраивают условия?

...

Ради известной цели можно заключить союз даже с самим чертом — нужно только быть уверенным, что ты проведешь черта, а не черт тебя.

На какой-то краткий миг да Унара усомнился в правильности принятого решения, на долю секунды ощутил парализующий страх, но, на беду свою, он был человеком решительным и мужественным. А потому сомнения отринул, страх преодолел и четко выговорил:

— Да.

— Тогда вам не составит труда поставить свою личную печать под соответствующим документом, — вкрадчиво молвил Дауган.

Он все так же медленно покопался под плащом и извлек на свет божий мягчайший на ощупь лист, подозрительно напоминавший кожу, только выделанную неведомым способом. На этой мысли граф зацикливаться не стал в силу ее особой отвратности. Пробежал короткий текст взглядом и отметил, что все изложено четко, ясно и без пугающих двусмысленностей. Нагрел палочку черного сургуча над пламенем свечи и уронил две крупные кляксы по нижним углам листа. Затем слева поставил свою личную печать — сфинкса, стоящего на задних лапах и опирающегося передними на обоюдоострый меч.

Маг приложил к сургучу свой удивительный перстень. И теперь уж вовсе ясно разглядел да Унара сплетенное из змей двойное факсимильное «Г» и крохотный оскалившийся череп.

* * *

Армию, остановившуюся на расстоянии одного перехода от замка, не надо было рассматривать в крупноскоп. Ее присутствие и так ощущалось во всем.

Крестьяне из близлежащих деревень стекались к замку и разбивали шатры за первым рядом укреплений. Молодого герцога удивляло одно: они делали это без паники, сосредоточенно и споро, будто годами тренировались спасаться от врага. Имущество их было аккуратно упаковано, скот согнали в одно большое стадо на отдельном выпасе, и он степенно прогуливался там. Даже собаки вели себя тихо и почти не лаяли, в отличие от привычных Зелгу аздакских псов, которые в подобной ситуации учинили бы настоящее светопреставление.

Тянулись от деревень обозы с провиантом и оружием. Несколько пареньков пригнали табун лошадей, о которых доложили, что они обучены ходить под седлом и в бою не испугаются и не понесут.

Кого сажать в седла, Зелг не слишком понимал. И вообще происходящее наблюдал как бы из-за густой завесы тумана — это по внутреннему состоянию. А на самом деле — из высокого стрельчатого окна, забранного узорчатой решеткой.

Во-первых, он ощущал невероятное чувство вины за то, что по его милости все эти добрые и приветливые люди вынуждены были покинуть родной кров и искать убежища в замке. Во-вторых, видел уже, что война неизбежна, но как воевать, не имея войска, — уяснить не мог. И потому действия своих подданных рассматривал не иначе чем коллективное безумие. Спасти их могло только чудо.

...

Чудеса иногда случаются, но над этим приходится очень много работать.

34