Некромерон - Страница 76


К оглавлению

76

Порадовали и кентавры. Конечно, про шеннанзинских кавалеристов ходила слава лихих и отчаянных наездников, но куда им было тягаться с существами, которые сами себе и всадник, и лошадь. Наука утверждает, что ноги слушаются головы гораздо быстрее, нежели скакун — своего хозяина, даже если они почти что срослись.

Тиронгийские рыцари привыкли на всем скаку врубаться в ряды вражеских конников, и далее — по обстоятельствам. Теперь же они взмокли, запыхались, успели трижды тридцать раз проклясть свою несчастную судьбу и еще больше нелестных замечаний адресовать королю и его министрам. Досталось всем. И только потому, что ни один из шеннанзинцев не смог отловить хотя бы захудалого кентавра, дабы вступить с ним в поединок.

Кентавры уходили, как вода сквозь пальцы. Они развивали сумасшедшую скорость, не боясь при этом совершать головокружительные маневры. При том еще и языки показывали, улюлюкали и вообще вели себя крайне неприлично. Норовили подергать чужих лошадей за хвост, срезать плюмаж у красавцев рыцарей. А когда загоняли бедняг до состояния полного изнеможения, когда вражеские кавалеристы устали так, что были абсолютно равнодушны к тому, кто именно победит в сражении, — вот тогда кентавры перешли в атаку.

Сперва они аккуратно и сосредоточенно восстановили статус-кво, иными словами, осторожно отделили всадников от лошадей, ибо лошадям ни один кентавр, находящийся в здравом уме и твердой памяти, никогда бы не причинил вреда. А когда скакуны с облегчением избавились от своей громоздкой и суетливой ноши и несколько кентавров отогнали табун за рощицу, от греха подальше, то выяснилось, что закованные в сверкающие латы рыцари без своих коней способны передвигаться со скоростью умирающей улитки.

Тут они и попали под горячую руку генерала То-потана, который отбуцкал их от души, а затем сложил аккуратной стопочкой в каком-то неказистом овражке — видимо, в память о кирпичах в неотремонтированном лабиринте.

Пикинеры, ошалевшие от нападения нетопырей, но кое-как от них отбившиеся, выдержали бой с господином Крифианом, в результате которого полностью выяснили для себя преимущества грифонов перед нелетающей пехотой. И были пленены крайне смущенным сим обстоятельством Карлюзой, который виновато пошаркал лапкой и объявил им, что «добровольское и радостное предавание собственных могучих тел в надежные руки подающего надежды некромансера с рекомендовательным письмом будут учтены при грядущем возмездии и жестоковитых расправах, которые всенепременно учинит милостивый Зелг да Кассария с попирателями дедушкиных почв». Пикинеры мало что поняли из этой речи, но сопротивления на всякий случай оказывать не стали, к огромной радости ослика.

Вездесущий Бургежа подробно описал этот эпизод и даже успел сделать несколько зарисовок.

О Бургеже стоит поговорить отдельно. Рассмотрев бой и вблизи, и вдали, посидев какое-то время на надежном плече Думгара, он наконец обратил свой горящий вдохновением взор в сторону лагеря противника. Обратил как раз в тот момент, когда генерал да Галармон, послав к драконьей бабушке маркиза Гизонга и графа да Унара, собирал остатки кавалеристов и пехотинцев для отчаянной контратаки по левому флангу, который представлялся ему наиболее незащищенной позицией противника. Едва он успел открыть рот, чтобы скомандовать: «Орлы! Вперед!» — как всегда призывал свои войска следовать за ним в самое пекло боя, в этот распахнутый рот несколько нетактично заглянуло пуховое существо и вопросило:

— Вы готовы дать интервью?

Генерал подавился невылетевшим криком и слабо-слабо спросил:

— Кто вы?

— Бургежа, военный корреспондент журнала «Сижу в дупле». Поскольку девиз нашего издания — объективность и непредвзятость, то я хочу взять равное количество интервью у представителей обеих воюющих сторон. Я понимаю, генерал, как вы заняты, но пару слов для наших читателей. Чем вы занимаетесь в свободное от работы время; ваше любимое блюдо; ваш кумир в среде полководцев, героев и полубогов. И наконец, чем для вас особенна сегодняшняя битва, чем она отличается от остальных? …И не кажется ли вам, что тыкать мечом в военного корреспондента недостойно представителя благородного рода да Галармонов?

Судя по тому, как исказилось лицо генерала, нет, он так не считал.

...

"Он был как никогда величествен в тот миг, когда скорбь поражения уже поставила свою печать на его высокое чело. Но он, отважный, уже зная об этом, все еще сопротивлялся.

— Друг мой Бургежа, — сказал мне этот удивительный человек. — Только ты способен понять, в чем я ошибся. Так скажи же мне!

Но я отступил от этого храброго воина, не в силах открыть ему всю ужасную правду текущего сражения, о которой я подробно напишу в своей книге „Мои великие битвы".

Сказав мне, что в свободное время он вышивает карты минувших сражений крестиком, более всего ценит жареный прикотас в клюквенном соусе, с детства восхищается деяниями великого полководца Гогии Быстроногого Орла и считает битву особенной, ибо сегодня он впервые давал интервью журналу „Сижу в дупле", генерал Галармон с воинственным кличем ринулся в самую гущу боя, желая дорого продать свою жизнь хору пучеглазых бестий.

Он заставил меня уважать его — этого образованного и утонченного врага, который пришел с войной на нашу цветущую землю и горько расплатился за это.

„Кто придет к нам с мечом, тот будет казнен палачом" — гласит народная пословица. А мудрый народ всегда прав.

Но об этом я подробно напишу в моей следующей книге „Как я защищал отечество".

76